Сегодня в парке было немноголюдно. Впрочем, у кого есть время в период Великой депрессии гулять по парку? Нет. Нынче необходимо либо нищим становиться и идти просить милостыню с табличкой в руках, либо устраиваться выполнять “грязную” работу. Все так и делали, кроме Чарли Хондерлея. Вот и сегодня он, мечтая о чем-то великом, прогуливался по парку со своей невестой Алисой и её маленькой сестрёнкой. - Алиса, давно хотел спросить, веришь ли ты в чудеса? – ни с того, ни с сего, ну, в общем, внезапно, заговорил Чарли. - Не совсем…И ты прекрасно знаешь почему. - А ты, Сара, - Хондерлей посмотрел на сестрёнку Алисы, - Ты веришь в чудеса? Он, не дожидаясь ответа, остановился и сжал кисти рук в кулаки: - В какой руке? Маленькая наивная девочка указала на левый кулак, но там оказалось пусто. В правой руке тоже ничего не было. Сара обиженно, чуть ли не плача, посмотрела на Хондерлея. Но он в ответ лишь ухмыльнулся: - А посмотри-ка в свой карман. И вправду, в правом кармане девочки лежала маленькая конфетка в блёклой бумажной обёртке. Слёзы моментально сошли с её глаз, теперь в них сверкала радость и вера в нечто прекрасное и доброе на этом свете. - Вот видишь, Алиса, чудеса бывают, просто нужно уметь их правильно преподнести. А ведь это всего лишь обычная конфета, причем в не самом дорогом, скажем так, платье. Вдали, на башне, минутная стрелка огромных часов сделала шажок вперёд. Лицо Чарли изменилось. Он посмотрел на свою возлюбленную, будто бы видит в последний раз, крепко поцеловал её губы, отошел на один шаг назад, извинился за всё; и исчез под громкий хлопок, в густой серой дымке. ***
- Не толкайтесь! Почему вы толкаетесь? Я не понимаю, места целый вагон ведь, - сквозь толпу пробирался длинноногий, элегантный мужчина. Предположительно француз – тоненькие усики, какой-то шарм, зализанность. Впрочем, выдавал-то его в основном акцент. Он бережно над всей толпой, пытаясь не помять, нёс сумку, в которой лежало нечто тонкое и большое, - Да пропустите же вы наконец! И никто его не пропускал. А поезд-то здесь вечно стоять не будет – уйдёт. Но чудеса, чудеса случаются. Ибо за французом шел Хондерлей, который тоже явно спешил на этот поезд. Ну что делать? Он взял свой толстенный чемодан, положил его на землю и встал на него: - Господа! ГОСПОДА! – никто так и не обратил внимание на Чарли, - Хорошо. ГОСПОДА! В СОСЕДНЕМ ВАГОНЕ РАЗДАЮТ ДЕНЬГИ НУЖДАЮЩЕМСЯ! Несколько секунд, и толпы словно и никогда здесь не было. - Тонкое это дело – разгонять толпу, - обратился Чарли к немного ошарашенному французу, - Я Чарли, Чарли Хондерлей. Иллюзионист. - Иллюзионист? Ну да, сейчас это, как же это по вашему-то, американскому, о! Вспомнил! Модно. Я Фредерик Моро. Художник и писатель. Оба они, познакомившись и разговорившись, зашли в поезд и по велению чистейшей случайности и некоторых махинаций Хондерлея, такие махинации честные люди почему-то называют карманными кражами, уселись в одном купе. - Так значит вы писатель? Много уже написали? - Много. - Да? Хорошо зарабатываете на издании своих книг? - О, дорогой Чарли, истинный творец отдаёт свои плоды задаром, не путайте, пожалуйста, искусство с бизнесом, - Моро поправил свои маленькие усики и аккуратно задвинул под полку свою сумку. - Долго вы с такими мыслями в нашем жестоком мире, построенном на рыночных отношениях, не проживёте. Особенно в эти тяжкие времена для Америки. - Ну а как же вы? Как вы своими фокусами зарабатываете на жизнь? Чарли ухмыльнулся и словно из пустоты достал сочное зелёное яблоко. - Знаете, воровство – тоже искусство, только нацеленное на личное обогащение. Совершить кражу – это… Это изысканно, словно ты художник, который совершает плавный измеренный танец кисточки над полотном. Несколько тонких и гениальных взмахов и сочный плод, как вот это яблоко, у вас в руках. - Постойте, это же моё яблоко! - Именно. ***
Наступила ночь. В вагонах погас свет, а поезд под небольшим, но ярким диском Луны, направлялся в город возможностей, азарта и запрещённой выпивки, в Чикаго. |
В душе погано, вот и стал писать этот трешь