Дело №65

Возможно сегодня я умру. Тоненькие лучи солнечного света пробивались через решетчатое окно моего дома. Вообще я никогда не писал о своём жилище, наверное, после моей первой ошибки в деле, пришла пора это сделать. Лачуга моя находится ни в поселении, ни посередине пустоши. Нет. Я построил её собственными руками, когда ушел из дому, в укромном месте, до которого не доберётся случайная собака. И это хорошо, особенно для моей-то работёнки. Правда, только курьеры и мой работодатель знают о том, где я живу. Но не думаю, что меня им выгодно сдавать НКРовцам, ведь я, кто бы что не говорил, незаменимый работник. В лачуге всего одна комната, но мне хватает, да и к тому же я её уютно обустроил. Когда я был совсем юным, то таскал всякой всячины отовсюду, но это не мусор, нет. Это мелочи, которые создают целостную картину в интерьере моего дома. Интерьер – какое забавное слово, сложно даже вспомнить откуда я его знаю. Просто знаю и всё. Почетное место в моём скромном обиталище занимает письменный стол, сделанный из какого-то дерева. На нём красуется стопка бумаг и пара книг, которые я с удовольствием перечитал уже давным-давно. На пустоши сложно, очень сложно, найти какую-нибудь стоящую литературу. Её нет, хоть она и является достоянием человечества. Литература, эх, как много в этом слове, какое могущество оно в себе несёт. Раньше, насколько я знаю, именно литература была главным и самым опаснейшим оружием в руках писателей. Они могли одним лишь словом поразить многовековые устои в обществе…Что-то я отвлёкся. Такое бывает с мыслями, вот ты думаешь о чем-то одном, а вот ты уже начинаешь проговаривать про себя совсем другое. И так, пока делом каким не займёшься или не уснёшь. В дальнем левом углу от письменного стола находится моя кровать, над которой висит картина неизвестного мне художника. Вообще по именам я не знаю ни одного художника того мира, что был раньше. Но это совсем не мешает мне любоваться столь красиво написанными картинами. Что-то в них есть, знаете, такое завораживающее…Справа от стола находится сейф, в котором лежит на сохранении вся моя биография. Я когда-то её зачем-то писал, боялся, что каким-нибудь солнечным утром проснусь и забуду всё на свете. Хм, точнее я не боялся, я надеялся на это. В той биографии, что в сейфе, нет ни одного слова о моих черных деяниях.

В дверь настойчиво постучали. Меры предосторожности и инстинкт самосохранения сыграли своё дело. Я взял со стола свой любимый пистолет и тихонько подошел к входной двери.

- Кто?

- Курьер. Дело №65, - донёсся до моих ушей глухой голос, источник которого находился за деревянной дверью, - откроете?

Какие они все там вежливые, что аж тошнит уже. Я, держа ствол наготове, отварил входную дверь и отступил в мерах предосторожности на два шага назад, перед этим направив дуло на дверной проём, который озарил яркий солнечный свет. На пороге виднелся черный силуэт, из-за которого пробивались яркие нити, спущенные с небес на землю. Мне казалось, что этот силуэт посланец от Бога – ангел во плоти, но, как только ангел сделал шаг в комнату, представление, сложенное моей бурной фантазией, испарилось. Это был обычный парень с довольно брутальным видом: щетина, расправленные плечи, суровый и целенаправленный взгляд. Ну прям страх нагонять только такой внешностью. Да и голос глухой и низкий. Нет. Он не похож на курьера, поэтому направление дула моего пистолета осталось неизменным – оно, теперь уже, смотрело на моего нежданного гостя.

- Ты кто такой? – недоверчиво, кося взгляд на его руки, спросил я, - ты совсем даже не похож на курьера.

Руки чужеземца начали двигаться к карманам. Я насторожился, а по крови потёк адреналин, заставляющий сердце биться быстрее, чем обычно, - руки держать на виду!

- Успокойся, там конверт с новым делом. Я его просто и тихо положу на пол или передам тебе в руки, как ты захочешь, в общем, и уйду. Мне сейчас только неприятностей и не хватало. Прошлого курьера уб…, кхм…, отстранили от работы. Провинился в чем-то, в чем - не знаю… Ну так что?

Что-то в этом человеке мне не нравится. Ну вот совсем не знаю что, но вдруг он и вправду курьер? Хотя в последнем Деле я немного напортачил и вполне возможно, что это другой наёмный киллер – замена незаменимому. Сейчас он достанет из своего кармана пистолет без глушителя, ибо пугать здесь выстрелами особо-то и некого, и пристрелит меня, тем самым выполнив проверку на надёжность и состояние убивать. Меня так самого завербовали когда-то давным-давно. А что если это и есть моя счастливая концовка? Скорая развязка всему предшествующему? Киллеры обычно не дают своим жертвам мучиться, просто убивают их и всё. В этом и есть плюс. Лучше умереть от рук хладнокровного и беспристрастного, чем от рук того, кто душу бы дьяволу продал, только тебя б подольше помучить… Я опустил пистолет. Будь что будет. Своей жизнью я совсем даже не дорожу или дорожу?

- Доставай свои бумажки, - повелительным тоном сказал я, и сердце еще больше заколотилось в моей груди. Руки начали дрожать, а ноги подкашиваться, будто бы они стали ватными. Курьер начал медленно тянуть свою правую руку к внутреннему карману, вот он уже засунул её под свою куртку, стал там копаться в поисках письма. Или может он снимал с предохранителя свой пистолет, хотя глупость. Если бы он был киллером, то пистолет бы уже был полностью готов к своей работе. И вот – момент истины – он вынул конверт. И радость, и скорбь по утерянной быстрой кончине промелькнули в моей черно-белой душе.

- А вы боялись мистер Джон ‘Блек’ Уайт, - с улыбкой произнёс этот человек, вставляя мне в левую руку, Дело под номером 65, - а имя, чтобы вы там не думали, я узнал от работодателя.

- Да мне поровну откуда ты его узнал, не такая уж и тайна, вали отсюда наконец, а! – с ноткой надежды я закончил свою меланхоличную фразу.

Конверт был плотно запечатан, пришлось прибегнуть к помощи острого ножа. Вскрыв конверт, я, осторожно вынул оттуда сложенный в несколько раз лист бумаги. Бережно развернув его, я начал читать про себя слова, написанные от руки обычными чернилами:

“Имя: Майкл. Фамилия: Райтер. Возраст: 16 лет. Краткая биография: отсутствует. Причина: свидетель. Примечание: мистер Уайт не делайте глупостей. Одну вы уже совершили в прошлом Деле. И это будет плата за проступок”.

- Вот сукин сын! - приступ гнева охватил всё моё тело. Ярость приливала к головному мозгу, от чего моё лицо окрашивалось в красный цвет. Я всеми своими силами сейчас готов был разорвать своего нанимателя. Готов был отдать душу дьяволу ради того, чтобы пронзить холодным, как его черствая душа, лезвием его чертову глотку, чтобы такая мразь больше на этом свете не видела ярких и солнечных лучей, чтобы такая гадкая паскуда больше не видела синего неба, чтобы такое животное больше не причиняло вред другим людям…

Лёжа на кровати, я размышлял о том, что мне делать. Разум говорил, что нужно убить инвалида, ибо так лучше для всех. Он не будет мучиться в голоде и одиночестве, а я смогу спокойно спать, не опасаясь за свою жизнь. Но вот смогу ли я после этого спокойно спать? Да и жизнь моя никчемная, зачем я тогда сейчас лежу и мучаюсь этим вопросом? А вдруг когда-нибудь я смогу завести собственную семью, поселиться в каком-нибудь безопасном месте и, наконец, зажить счастливо. Вдруг я буду когда-нибудь наслаждаться жизнью, ведь мне всего-то нужно – обычного человеческого счастья и всё… Сладкие мечтания унесли меня куда-то далеко в детство, где были и запах сена и ароматные мамины духи, которые, между прочим, были большой редкостью в зловонных пустошах. Детство…такое мимолётное и безрассудное. Люди им часто пренебрегают, стараясь быстрее повзрослеть. Ведь ребёнок даже не представляет, сколько тузов припасено за рукавами у прихотливой и коварной тётки – жизни. После этих полётов в детство и недолгих размышлений, я заснул крепким сном, но успел принять для себя окончательное решение по поводу Дела под номером шестьдесят пять.

В Примме сегодня было прохладно. Неугомонный сильный ветер загонял песок под мои веки. На зубах от песчинок образовывался негромкий, но неприятный хруст. Прищурившись и прикрыв ладонью глаза, я осмотрел тот самый дом, в котором жил когда-то отец моей новой жертвы. Невысокое одноэтажное и ничем не примечательное здание; обшарпанные стены, выбитые снаружи и залепленные одеялами изнутри окна, на которых были установлены уже проржавевшие решетки. Дверь выглядела массивной, но открыть её не составляло труда, ведь она ни разу не запиралась, а после моего ухода, наверное, и подавно. Оглянувшись по сторонам, дабы выискать хоть какого-нибудь наблюдателя за моими действиями, я, удовлетворившись, что никто за мной не следит, зашел в дом. Первая мысль была совсем даже не о мальчике, а о том, откуда наниматель узнал, что я оставил в живых этого самого мальчугана… Но, вспомнив, что мне сейчас придётся сделать, пришлось забыть обо всём остальном.

Медленно и изящно достав пистолет из кобуры, нацепив плавными закручивающими движениями глушитель на дуло пистолета, я отодвинул шторку, за которой скрывался инвалид. Он кинул на меня испуганный и заплаканный взор. Выглядел мальчуган по-простому: рваные штаны непонятно из чего сделанные, рубаха с многочисленными порезами и дырами, также непонятно из чего сделанная и, хм, повязка вокруг головы. Первый раз на нём повязки не было… Я прицелился в него. Рука задрожала, жалость или какое-то другое чувство завладели моим разумом, на глаза накатились слёзы и мне вдруг стало ужасно стыдно за то, что делаю перед этим ни в чем не виноватом мальчиком. Я не смогу его убить, неет....Я не киллер, хотя им и являюсь… Но противный голос заговорил во мне какую-то сладкую ересь о счастливой жизни где-нибудь далеко в горах с любимой женой и сыном…Сердце стучалось небыстро, но очень громко, словно кто-то изнутри долбит по грудной клетке, пытаясь что-то сказать или вырваться наружу. И вновь я повторил:

- Хочешь ли ты жить? – не знаю зачем, не знаю почему, оно само вырвалось из глотки, причем вырвалось с ужасной натяжкой, будто бы я плачу…а я ведь и вправду плачу…Солёные капельки воды текли по моей щеке, создавая ровную линию, доходили до подбородка, задерживались на какой-то миг и беззвучно падали на пол, - х-хочешь или нет, отвечай! – со злостью из-за молчания мальчугана выкрикнул я.

Глаза инвалида забегали - было видно, что он не знает точно ответа на столь важный и сложный вопрос. Думаю, что если бы мне задали тот же вопрос, то мне бы не нашлось что ответить…

- Д-да, х-х-хочу, - трясясь и пытаясь не заплакать от ужаснейшего страха проговорил инвалид, смотря на направленную на него смерть – дуло, прикрытое глушителем, моего верного друга - пистолета.

- Я..я, - вырвалось из моего рта. Я хотел оправдаться, сказать что-нибудь успокаивающее, но что, что может в такой момент успокоить человека, особенно ребёнка? Пора уже было заканчивать это дело, идти в свою уютную лачугу и…и снова прятаться от правосудия Калифорнийской Республики. Так было всегда, и так будет. К черту всё. Я боюсь этих чертовых мучений и при этом мучаю этого голубоглазого мальчугана.

- Я всего лишь орудие, которое когда-нибудь обернётся против того, кто держит его в руках. Знай, я облегчаю тебе твою участь. Кем бы ты стал? Никем. Ты бы умер, подох бы, в этой кроватке не в состоянии чего-либо сделать! Поэтому я сейчас для тебя ангел, ангел смерти, увы.

Глухой выстрел. Рыдание. Слёзы.

Тоненькие лучи заходящего за горизонт солнца ласкали мою кожу. Сильный холодный ветер сменился слабым и тёплым ветерком. Небо заволокло черными тучами и с небес стали падать маленькие капельки воды. Дождь был большой редкостью в засушливой пустоши, я его видел за свою жизнь всего два раза, этот, третий. Вдохнув поглубже свежий воздух, укутавшись посильнее и спрятавшись за воротником от моего старого, но родного плаща, я пошел с сильной горечью на душе в свою скромную лачугу, чтобы вновь написать строки: “Возможно, сегодня я умру”.